Сегодня центр «Новая школа» предлагает любителям литературы стать участниками онлайн-лекций профессора, доктора филологических наук, члена жюри ВсОШ по литературе Т. Г. Кучиной, посвященных анализу прозы через призму просветительских проектов «Кафедра 76» и «Профессорский урок» ЯГПУ им. К.Д. Ушинского и курсов Образовательного центра «Сириус».

В этом блоке Татьяна Геннадьевна называет знаковые имена современной русской литературы 2018 года. Это В. Маканин и его роман «Асан», М. Шишкин с романом «Письмовник», Е. Водолазкин и роман «Лавр».

В лекции о природе смеха и видах комического Т.Г. Кучина отвечает на вопросы: «Почему и над чем мы смеемся?», «Почему смешное бывает печальным?», «Как рассмешить читателя и зрителя?», «В чем обаяние «черного юмора»?», «Почему сатира не бывает доброй, а ирония теплой?» и др.

Филолог предлагает вглядеться в детали классических текстов («Капитанская дочка» и «Евгений Онегин», «Мертвые души» и «Шинель»), ставшие авторскими ноу-хау; рассказывает о приемах монтажа в литературном тексте, которые чаще всего мы привыкли встречать в фильмах, о том, как можно читать и представлять произведения наших великих классиков; размышляет над вопросами: «Что общего в художественном языке кино и литературы?», «Как мы видим пространство, созданное из слов?», «Кино — это искусство для тех, кто не научился читать?».

Любителей зарубежной литературы Татьяна Геннадьевна знакомит с романами американской писательницы Донны Тартт «Щегол», «Тайная история» и шведского писателя Никласа Натт-о-Дага «1793», «1794».

Данный материал размещен в хронологическом порядке на YouTube- каналах ЯГПУ им. К.Д. Ушинского и Образовательного центра «Сириус».

Образовательный центр «Сириус»

6 декабря 2016 г.

https://sochisirius.ru/video_lectures?course=111

О природе смеха и видах комического в искусстве и литературе

ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Просветительский проект «Кафедра 76»

13 января 2018 г.

Знаковые имена современной русской литературы

ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Просветительский проект «Кафедра 76»

22 марта 2018 г.

Классика без глянца

ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Просветительский проект «Профессорский урок»

19 мая 2019 г.

Литературный текст сквозь оптику кино

ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. Просветительский проект «Профессорский урок»

10 декабря 2020 г.

Книжная полка продвинутого читателя: XXI век

Желаем внимательного просмотра!

А еще мы предлагаем нашим пользователям получить удовольствие от чтения эссе «О ветхих травах, терпеливых дорогах и тоске тщетности», автором коего является Татьяна Кучина, победитель конкурса эссе, посвященного 120-летию Андрея Платонова.

Журнал «Новый мир»

август 2019 г.

http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2019_8/Content/Publication6_7257/Default.aspx

О ветхих травах, терпеливых дорогах и тоске тщетности

Кучина, Татьяна Геннадьевна — Литература на «пятерку» : олимпиадные задания, вопросы, тесты.

Поиск по определенным полям

author:иванов

author:иванов title:исследование

Логически операторы

исследование разработка

author:иванов title:разработка

author:иванов OR title:разработка

исследование NOT разработка

author:иванов NOT title:разработка

Тип поиска

$исследование $развития

«исследование и разработка«

Поиск по синонимам

#исследование

Группировка

author:(иванов OR петров) title:(исследование OR разработка)

Приблизительный поиск слова

бром~

Поиск в интервале

author:[Иванов TO Петров]

author:{Иванов TO Петров}

«Лотман – библия филологии» — Новосибирская открытая образовательная сеть

«Лотман – библия филологии»

Сто лет назад родился Юрий Михайлович Лотман – знаменитый советский и российский литературовед, исследователь культуры. Важнейшие работы Юрий Михайлович написал в 60–90-е годы XX века, но и сейчас их читают как учебники по филологии и культурологии.  Почему идеи, предложенные в прошлом столетии, остаются актуальными сегодня? Об этом рассуждают эксперты мартовской программы ОЦ «Сириус».

Доктор филологических наук, член жюри Всероссийской олимпиады по литературе Татьяна Кучина считает, что литературовед сформулировал уникальную систему работы с текстом. «По его работам можно научиться алгоритмам анализа текста, пониманию его структуры и умению видеть связи между разноуровневыми элементами», – объясняет эксперт. 

В марте такому анализу ребят будет учить доктор филологических наук, эксперт Российской академии наук Александр Марков. «Когда мы обращаемся к литературе и искусству, нас подстерегают две противоположные опасности: с одной стороны, можно увлечься сухими деталями и общими фразами, а с другой – остается вероятность вносить в произведение свои эмоции, сводя содержание к личным переживаниям, пусть даже оправданным», – предупреждает профессор. – «Структурализм Лотмана не может ответить на все вопросы о сущности литературы, но он лучше всего предостерегает от этих опасностей. Анализ структуры позволяет узнать, что именно в произведении оживляет его, где появляется мысль и возможность диалога, где мы воспринимаем эмоции так. Структурализм – искусство диалога с произведением, которое стало для нас более открытым, чем раньше».

«Мало кто из ученых-гуманитариев XX века был и очень сложным теоретиком, и очень доступным популяризатором. Лотман – редчайшее исключение. Читая его, мы погружаемся в глубину культуры и встречаемся с ее простотой», – описывает свои впечатления литературный критик и публицист, кандидат филологических наук Александр Архангельский.

Эту мысль продолжает и доктор филологических наук, специалист в изучении современной литературы Мария Черняк. «Для меня Юрий Михайлович – это пример абсолютного служения филологии, причем служения радостного вопреки всему. Сегодня работы Лотмана необходимы, чтобы понять всю глубину и многообразие прочтения любого текста. Я очень люблю его комментарии к пушкинскому «Евгению Онегину», читая которые понимаешь важность исторического и литературного контекста, знания «духа времени», – признается эксперт программы. – «Для меня важно, что Лотман настаивал на том, что культура – это живой организм, в котором есть верх и низ, и массовая литература эпохи важна для нормального кровообращения культуры. Внимание к разным стратам литературы делает работы Лотмана невероятно современными».

Научный руководитель направления «Литературное творчество», директор Института педагогики СПбГУ, заместитель директора Центра русского языка и славистики РАО Елена Казакова подчеркивает значимость текстов Юрия Лотмана не только для литературоведения, но и для педагогики. «Когда мне сложно и трудно,  я открываю любую из работ Юрия Михайловича, погружаюсь в уникальный энциклопедический мир и могу отдохнуть душой, набраться сил для дальнейших действий. А если не о душе, а о прагматике, то современная педагогика – ничто без теории «семиотического интеллекта», а отцом этих идей стал, несомненно, Юрий Лотман», – утверждает профессор. 

Автор мартовской программы – кандидат педагогических наук, член Союза писателей РФ Вадим Пугач убежден, что познакомиться с трудами Юрия Лотмана должны как минимум по двум причинам. «Во-первых, все, что он написал, сделано умно, содержательно и с блеском. Во-вторых, это один из крупнейших филологов ХХ века: Лотман – библия филологии», – объясняет преподаватель. 

Во время мартовской программы школьники будут анализировать произведения других литераторов-юбиляров, используя разработанную Лотманом методологию. Работать ребятам предстоит с текстами Ивана Гончарова, Алексея Толстого, Марины Цветаевой, Дмитрия Кедрина. Опыт такого разбора художественных произведений ученики смогут получить в рамках модуля «Авторский текст».  

Информация сайта ОЦ «Сириус»

в челябинском общежитии обрушилась часть фасада стены

Ванная с видом на улицу. В одном из челябинских общежитий обрушилась стена в душевой. Причина, по словам жильцов – в постоянных протечках. Управляющая компания винит в случившемся самих людей. В конфликт пришлось вмешаться прокуратуре. Корреспондент телеканала «МИР 24» Роман Паршинцев разбирался в ситуации.

«Обвал такой был, как будто самолет упал», – говорит местный житель.

Битые кирпичи под ногами, вместо окна – дыра в стене. Огромный кусок фасада рухнул на землю.

«В этом здании у нас были душевые, и при намокании стена обрушилась», – указала жительница дома Любовь Бушина.

Оголившаяся часть стены – это душевая комната. Любовь Васильевна рассказывает: раньше, еще в 1990-х, жильцы принимали душ в подвале – сомнительное удобство с 1950-х годов. После приватизации в середине 2000-х перестали спускаться с верхних этажей вниз по сквознякам и холоду.

«Были окна разбиты, замороженные двери, люди простывали. Вчера здесь убрались, но была антисанитария страшная. Мы боимся детей здесь купать», – рассказала Бушина.

Стали мыться там, где стоят умывальники – на каждом этаже, закрывая двери изнутри. В руководстве управляющей компании считают это главной причиной, из-за которой могли размокнуть стены.

«Самовольно произвели переустройство, что запрещено законом. Воду, которой они мылись, лили на пол», – отметил директор управляющей компании Владимир Кудряшов.

Собственники говорят: стена размокла из-за постоянных протечек холодной и горячей воды. Пару месяцев назад в душевой из трубы хлестал кипяток. Про изношенные коммуникации, старую сантехнику и гнилую проводку жильцы не раз сообщали в разные инстанции. После недавней аварии им поменяли часть трубы, но проблема осталась. С октября им отрезали газ – теперь еду готовят на плитках.

«У нас старая проводка. Вынесла сюда плиту электрическую, здесь готовлю ребенку», – говорит жительница дома Татьяна Кучина.

После обрушения стены в доме отключили холодную и горячую воду. Ее не включат до тех пор, пока жильцы не уберут все самовольные душевые, заявили в управляющей компании.

«У меня мама 84 года, полупарализованная. Вы как представляете: я ее должна в душ на горбу нести, что ли?» – говорит Татьяна Кучина.

В дело вмешалась районная прокуратура. Процессуальное решение о законности действий жильцов и управляющей организации будут принимать специалисты.

«В ходе проверки прокуратурой будет дана оценка деятельности управляющей компании, а также их подрядных организаций», – заявил старший помощник прокурора центрального района Челябинска Дмитрий Задемидько.

Само общежитие не признано аварийным. После ремонта в нем можно будет жить дальше. Но вернуться готовы не все: жильцы переехали к родственникам на всякий случай – опасаются новых происшествий.

Центр «ПЛАСТЭС» — Первое знакомство

Где водятся волшебники…

30 лет назад в центре Челябинска появилась клиника, где начали происходить пусть небольшие, но очень необычные для того времени чудеса. Одни из первых в нашем регионе мы начали делать пластические операции на лице и теле. Зачем? Нужны ли они были в непростые 90-е? Оказалось, что нужны. Причем нужны независимо ни от каких политических и экономических изменений, происходивших в нашей стране и жизни на протяжении последних 30 лет.

Следующий логичный вопрос – Почему?  Ну почему люди так стремятся к красоте, что готовы «лечь под нож», пережить саму операцию и послеоперационный период, отеки, синяки, снятие швов?  Казалось бы, ну какие проблемы может доставлять абсолютно здоровому человеку кривой нос? Или стареющее лицо? Или отсутствие груди? Оказывается – может. И достаточно серьезные. Эти проблемы могут быть настолько серьезными, что у здорового человека очень сильно снижается качество жизни, общий тонус, желания и стремления. И назвать его здоровым, получается, уже нельзя. Вот в чем штука. Вдумайтесь в определение ВОЗ: здоровье — это такое состояние человека, которому свойственно не только отсутствие болезней или физических дефектов, но полное физическое, душевное и социальное благополучие. Вдумались? Если есть аппендицит, то нужно идти к общему хирургу. А вот если нос кривой и от этого на душе плохо — то без волшебника не обойтись 🙂 Идем дальше.

С хирургической точки зрения коррекцию формы кончика носа, например, нельзя назвать волшебством. На самом деле — это лишь последовательные манипуляции, связанные с изменением положения хрящей. Для хирурга каждая последующая операция не сильно отличается от предыдущей: «скальпель-зажим-швы-повязка-следующий». Нос, уши, лицо, грудь… Вчера, сегодня, завтра… Результат зависит от опыта и мастерства. Нам 30 лет. И мы все еще делаем пластические операции. Больше можно ничего не говорить. Мастерство у нас есть.

А в чем же тогда волшебство? А волшебство – в выражении глаз пациента, когда он или она первый раз смотрит на себя в зеркало после снятия гипса. В этих глазах – удивление и восторг. Волшебство кроется в чудесном преображении, когда через месяц на контрольный осмотр приходит уже совсем другой человек: яркий, улыбающийся, уверенный в себе. Совсем другой. Теперь уже абсолютно здоровый. А всего-то и делов было – уменьшить кончик носа или убрать «мешки» под глазами. Вот оно – маленькое волшебство, приводящее к огромным переменам в жизни человека.

А вот и волшебники. Вернее, 

Благодаря достигнутым профессиональным результатам Центр ПЛАСТЭС признан Российским обществом пластических, реконструктивных и эстетических хирургов, а также международными и европейским обществами пластических, реконструктивных и эстетических хирургов (IPRAS, ESPRAS). Двое хирургов Центра являются действительными членами Американского общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов (ASPS).

Безопасность пациентов — наша главная задача

Операции небольшого объема, такие как удаление доброкачественных опухолей кожи, коррекция рубцов и некоторые другие, выполняются непосредственно в офисе. Здесь оборудована комфортная и отвечающая всем требованиям санитарно-эпидемического режима операционная и перевязочный кабинет. Амбулаторная хирургия получает всё большую популярность во всем мире, благодаря своим неоспоримым преимуществам. При выполнении амбулаторных операций пациенту нет необходимости ложиться в больницу, всё лечение занимает один день. Операции выполняются под местной анестезией, что позволяет вести обычный образ жизни и сразу же после вмешательства управлять автомобилем. Как мы уже сказали выше, не все операции могут быть выполнены амбулаторно, этот вопрос решается на консультации.

Операции по профилю «пластическая хирургия» выполняются в стационарном отделении, расположенном на базе НУЗ «Дорожная клиническая больница» на ст.Челябинск ОАО РЖД — многопрофильного специализированного медицинского учреждения, имеющего в своем составе поликлинику на 1700 посещений в день, стационар на 665 коек. Ежегодно медицинскую помощь получают 125000 человек в поликлинике и 16000 в стационаре. Дорожная клиническая больница занимается лечебно-профилактической, научно-исследовательской, организационно-методической и преподавательской работой (обучение интернов, ординаторов и др).

Очень большое внимание мы уделяем вопросам безопасности наших пациентов во время подготовки и проведения операций. Прежде всего, это касается наркоза. При проведении небольших по времени операций применяется ингаляционный наркоз с применением препаратов последних поколений, которые обеспечивают быстрое засыпание и пробуждение. При выполнении длительных операций проводится интубационный наркоз на современных наркозных аппаратах.

В течение всей операции, при помощи современной компьютеризированной следящей аппаратуры осуществляется мониторинг состояния жизненно важных показателей организма: частоты пульса, насыщения крови кислородом, артериального давления, электрокардиограмма и др. По показаниям проводится профилактика тромбоэмболических осложнений с помощью пневмомассажера. Благодаря использованию качественных современных препаратов, после окончания анестезии отсутствуют такие неприятные ощущения, как головокружение, сонливость, тошнота и рвота.

Татьяна КУЧИНА. «Щёлкать клювом – работа наша». Поэтические ландшафты Юрия Рудиса

Шит туман гнилыми нитками.
Сопки, размыкая ряд,
Сквозь его прорехи зыбкие
В мутной зелени скользят.
«Раз пошла такая музыка…»

Весь из дождя и снега
долог обратный путь…
«Весь из дождя и снега…»

В дыму и ветхой позолоте
за Угличем дожди стеной.
«Сочинению»

Отчасти сновидческие, отчасти сочиняемые памятью и воображением пейзажи и не
нуждаются в повышенной контрастности или подчёркнутой интенсивности цвета; топогра-
фическая конкретика лишь намечает полупризрачные контуры реальности — не более того.
Почти всё, что «лексически» предназначено для восприятия глазом (берег, лужайка, дорога,
мост, река), на самом деле у Рудиса оказывается вписано в исключительно умозрительные
(и, как следствие, умопостигаемые) картины. Предметом его сосредоточенного внимания
оказываются те пространственные локусы, где угадываются границы яви и сна, бытия и не-
бытия. По сути, лирические сюжеты разворачиваются в потусторонности. Река, у которой
застаёт себя герой, непременно начинает казаться Стиксом:

…Но, выйдя из тумана
к чужим кострам, на берегу реки,
пред тихою водой небытия,
ещё сумею оглянуться я…
«Второстепенный персонаж романа…»

Город, к которому мчится неизвестный всадник, оборачивается провинциальными под-
мостками Апокалипсиса:

Пыль на кустах заиндевелая,
да неба серого лоскут.
Куда ты скачешь, лошадь белая?
Нас в этом городе не ждут.
В нём люди с праздничными лицами
не привечают чужаков
и убивают, как в милиции,
не оставляя синяков.

А за «сто первой верстой», в направлении, заданном «просёлками, раскисшими от мёрт-
вой воды», среди «ярославских суглинков», «лесов и болот Московской Орды» может явиться
и Атлантида — этакий обжитой, приватизированный кусок потусторонности, прикинувшей-
ся дачной собственностью:

Пусть расскажет, чем кончились сны наяву,
Честный мусор крушенья, который никак,
Никого не удержит уже на плаву,
Ещё можно нашарить в дорожной пыли
Атлантиды шесть соток на самом краю…
«Ночь обманутых женщин и пьяных мужчин…»

Однако, пожалуй, самые значимые смысловые эффекты возникают тогда, когда пере-
ходные состояния и пограничные пространства не называются, а предъявляются через
ритмико-интонационные реминисценции. Вот, наверное, один из самых выразительных
примеров:

Не дружить домами,
не ходить на «вы».
Лучше бы за нами
не было Москвы.
Разве это горе?
Всё равно, дружок,
лучше б было море,
заливной лужок.

Любой чуткий читатель расслышит уже в первых строчках ритмический рисунок хре-
стоматийных лермонтовских: «Не пылит дорога, / Не дрожат листы…/ Подожди немного, /
Отдохнёшь и ты». Дважды повторённое в анафоре отрицание при глаголах (не пылит, не
дрожит — не дружить, не ходить) явно добавит сходства двум текстам (особенно с учё-
том акустического сближения «дрожит» и «дружить»). Присмотревшись, читатель обратит
внимание на то, что и строфическая форма тоже совпадает с «исходной» лермонтовской —
восьмистишие с перекрёстной рифмовкой. Ну а всякий филолог сразу же вспомнит, что се-
мантический ореол трёхстопного хорея в русской поэзии как раз и был задан появлением
перевода «Ночной песни странника» Гёте: лермонтовское ритмическое «лекало» настолько
прочно оказалось связано с темами успокоенной природы и успокаивающей смерти, что все
последующие обращения к трёхстопному хорею неминуемо «приводили» в стихотворение
мотивы перехода, пересечения границ между «здесь» и «там», идиллического погружения в
инобытие. Так и у Рудиса — «море» да «заливной лужок» появляются за пределами истории
и географии и становятся умиротворяющей альтернативой героической смерти, о которой
напоминают «иду на вы» и «Москва» (в обоих случаях это апелляция к концепту «священной
войны»):

Полковник наш рождён был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
— И умереть мы обещали…

Более того, даже первокурсник филфака знает, что у восьмистишия (в тех случаях, когда
оно представляет собой самостоятельное, отдельное стихотворное произведение) в истории
русской лирики сформировалась собственная семантика — «последнего слова» поэта, лите-
ратурного завещания, итоговой декларации (достаточно вспомнить такие яркие образцы
строфической формы, как «Река времён в своём стремленье…» Державина или «До свида-
нья, друг мой, до свиданья…» Есенина). Восьмистишие пишется словно бы перед лицом смер-
ти (что, впрочем, ни в коей мере не обязывает поэта немедленно умереть), и сама «память»
строфической структуры актуализирует темы жизненной тщеты, тоски, горестных предчув-
ствий. В стихотворении Рудиса семантика поэтической формы сообщает читателю едва ли
не больше, чем собственно лексический строй текста, а «исторические» фразеологизмы («иду
на вы») и литературные аллюзии (Москва за нами) лишь обостряют контрастность исходных
мотивов — затихающей жизни, перетекающей — «разве это горе?» — в умиротворяющее
всех и вся небытие.
Высокий уровень поэтической культуры Юрия Рудиса вообще очень ярко проявляется
в свободном владении стилевой «клавиатурой» классического стиха. Речь вовсе не только
о прямых цитатах или «точечных» реминисценциях — здесь «пушкинское» высокое слово
органично соединяется с «акмеистической» предметной подробностью, отвлечённое (и «рас-
предмеченное» до полной прозрачности) символистское mot запросто соседствует с канцеля-
ризмом, а условно-риторические поэтические формулы уместно поданы в контексте жарго-
низмов. Обратимся лишь к одному вполне репрезентативному фрагменту:
На выгоревший плац слетает пыль златая,
младая жизнь кипит и надо меньше пить.

Сменился караул у гробового входа,
служебный пёс уснул в казённом закутке.
«И каждому скоту спасибо за науку…»

«Пыль златая», «младая жизнь», «гробовой вход» — узнаваемые лексические аксессуары
лирики пушкинской эпохи (частью и самого Пушкина, поскольку используется очевидная
отсылка к стихотворению «Брожу ли я вдоль улиц шумных…»: «И пусть у гробового входа
/ Младая будет жизнь играть, / И равнодушная природа / Красою вечною сиять»). Однако
построение предметно-персонажного плана по схеме «выгоревший плац», «служебный пёс»
и «казённый закуток» заставляет прочитывать его в системе традиционно-поэтических от-
ношений, а не как «прозу жизни». Примечательно и то, что медитативным шестистопным
ямбом с выраженными элегическими интонациями излагается стандартный сюжет сетевой
коммуникации:

О, прапорщик, зачем вы пишете в гестбуку?
Не надо этих слов так часто повторять.
Из вашего поста пропала запятая,
сейчас вас мордой ткнут, вам будет нечем крыть.

Как и в стихотворении «Не дружить домами…», память жанра оказывается настолько
значима, что, несмотря на стилистические вольности и каламбуры («пост» прапорщика), эле-
гическое начало звучит к финалу всё отчётливее, прорываясь в последних строках трагиче-
ским предвидением:

Придёт и ваш черёд домой идти с гулянки
и, встретив тень свою в рассветной полумгле,
сыграть себе на слух «Прощание славянки»
на табельном, сто лет не чищенном стволе.

Кстати, ствол/дуло — образ весьма устойчивый в лирике Рудиса и встречающийся в са-
мых разнохарактерных текстах. Микросюжеты, с ним связанные, естественным образом
рассказывают о моментальном прекращении жизненного ритма, которое ещё можно успеть
осознать, прежде чем сознание отключится навсегда — однако контексты выбираются не
ожидаемо брутальные, а сплошь поэтически-музыкальные:

Он в вашем раю проездом,
от ваших щедрот прилёг,
покуда над дульным срезом
качается василёк.
«Какие штыки и сабли…»

Вернёмся, однако, к пушкинскому фону, который опознаётся во многих стихотворениях
Рудиса — причём скорее как часть персонального культурного мира, привычного поэтиче-
ского обихода, а не как сфера интертекстуальных упражнений. Инвариантный лирический
сюжет о блужданиях в метели, об утрате пути в снежной мгле, о тоске и тревоге бытует
в русской литературе больше двух веков — но помним мы его обычно по пушкинским
«Бесам», «Зимней дороге» или «Зимнему вечеру» (хотя можно было бы назвать стихотво-
рения и Жуковского, и Вяземского, и Баратынского). Видимо, потому и чудится в плаче
ведьм и скрипе полозьев всегда одно и то же — «домового ли хоронят, / ведьму ль замуж
выдают»…

Там, за точкою возврата,
в нескольких часах весны,
где давным-давно когда-то
были мы с тобой равны,
где за снежной пеленою
ведьмы плач, полозьев скрип,
и над чёрной полыньёю
пение летучих рыб,
кончилась моя прописка.
Кто-то дышит слишком близко.
До свиданья, зверь-душа.
Всем была ты хороша.
Я лишь тень твоя земная,
в серых пальцах лёд крошу,
твоего пути не знаю
и остаться не прошу,
по-над речкой оловянной
еду, словно деревянный,
и трещат мои виски
от мороза и тоски.

Финал стихотворения — при всей серьёзности темы — иронически обыгрывает чита-
тельские ассоциации: «оловянный» и «деревянный» непременно должны бы продолжиться
«стеклянным» — но нет, хруст и хрупкость есть, а вместо стекла — «мороз и тоска» (с интона-
ционным поворотом раёшника в последнем четверостишии).
Материальная осязаемость в сочетании с зыбкостью и эфемерностью создаёт эффект
голографического изображения — и это ещё один компонент поэтического стиля Рудиса,
позволяющий миру стихотворения удерживаться на грани реального и ирреального. Вот,
например, история любви — или, точнее, многократно повторяющейся разлуки, потери, от-
чуждения:

…и дождик льёт такой воды,
что холоднее не бывает,
как будто не её следы,
а самого тебя смывает.
«…но те, кто от любви не умер…»

Бунинская синестезия (сочетание визуального и температурного ощущения) в описании
расставания даёт неожиданный эффект — не физической явленности объектов изображе-
ния, а, наоборот, их исчезновения на глазах у читателя — причём если героиня изначально
была представлена метонимически (лишь следами, стираемыми водой), то герой весь «рас-
творяется» в дожде. Бунин, впрочем, вспоминается и по ещё одной причине — в его стихотво-
рении «Одиночество» была та же деталь, исчерпывающе рассказывающая о непоправимости
ухода героини: «Твой след под дождём у крыльца / Расплылся, налился водой». Рудис, одна-
ко, обставляет сюжет символическими подробностями, то вспоминая «потусторонний холо-
док» двухкопеечной монетки для телефона-автомата, то вглядываясь в летящего за спиной
женщины «полупрозрачного беса разлуки». Ускользание или обветшание материи — один
из самых устойчивых образных компонентов его лирики; отсюда пронзительное ощущение
скоротечности жизни — но скоротечности, зафиксированной в замедленной съёмке. «Шорох
мраморной трухи» или «стрёкот мёртвых насекомых» — сродни струению песка в часах, на
глазах обращающему время в пыль, прах, тлен. Всякая жизнь неотвратимо распадается на
«элементарные частицы» — лица на пиксели, воспоминания — на отражающиеся друг в дру-
ге осколки:

…и не улеглась тоска,
из глаз твоих уносящая вон
меня, словно горсть песка.
«Свершает город вечерний намаз…»

Поэзия и память — вот то немногое, что есть у человека, чтобы замедлить, растянуть,
наполнить собой движение в небытие. Обменять слова на мгновения жизни, заговорить по-
тусторонность и попробовать отыскать обратную дорогу, усилием памяти продлить жизнь
ушедшему и невернувшемуся — что ещё есть в распоряжении поэта? Правда, у Юрия Рудиса
примерно о том же говорится без всякого пафоса и нарочитости:

Наше дело — чесать язык.
Щёлкать клювом — работа наша.

Строго говоря, это то немногое, но главное, что объединяет поэтов и пишущих о них филологов.

Татьяна КУЧИНА, доктор филологических наук, профессор

О Татьяне Колпаковой: Легкоатлетка (1959-)

Татьяна Алексеевна Колпакова (Аббясова) (русский: Татьяна Алексеевна Колпакова (Аббясова)) (родилась 18 октября 1959 года в селе Аламедин, Киргизская ССР) — прыгунья в длину на пенсии, представляла СССР, а затем Кыргызстан.

Колпакова начала заниматься легкой атлетикой в ​​15 лет. 9 мая 1974 года выступила на Всесоюзных соревнованиях юниоров на Центральном стадионе имени Ленина и заняла второе место с результатом 5,90 метра.В том же году поступила на экономический факультет Киргизского университета во Фрунзе, который оставила после трех лет обучения. Позже Колпакова окончила физический факультет того же вуза. В 1978 году сдала зачет на звание мастера спорта СССР с результатом 6,30 метра, выступая на соревнованиях Всесоюзного дня прыгуна в Кишиневе. Она присоединилась к сборной СССР в 1979 году и выступала за нее на летних Олимпийских играх 1980 года в Москве. В том, что считается одной из величайших побед в истории спорта, Колпакова выиграла золотую медаль, совершив последний прыжок на 7.06 метров, что улучшило ее личный рекорд на девять дюймов и стало новым рекордом в этом виде спорта. Позже она заметила, что «всегда нужно бороться до конца». Она стала заслуженным мастером спорта СССР . После окончания соревновательной карьеры Колпакова некоторое время работала тренером.