Петух. В основе мифологического образа Петуха во многих традциях – его связь с солнцем. Как и солнце, Петух «отсчитывает» время (ср. «первые петухи», «третьи петухи», до «петухов» и т. п.). Австралийские аборигены иногда обозначают Петуха как «птицу, которая смеётся на рассвете»; ср. также русские загадки типа «Не часы, а время сказывает», «не сторож, а всех рано будит» и т. п. В большинстве традиций Петух связан с божествами утренней зари и солнца, небесного огня — хотя в целом функции богов, которым посвящается Петуху (Аполлон, Митра, Ахурамазда, Аматэрасу, а также Гермес или Меркурий, Асклепий, Марс и др.), существенно шире. Петух не только возвещает о начале дня (во многих традициях он выступает как глашатай солнца, света, ср. франц. название Петуха, букв. «поющий рассвет»), но и является проводником солнца как в его годовом, так и суточном циклах. В Китае Петух «сопровождает» солнце на его пути через десятый «дом» китайского зодиака (Козерог) и через пятый — седьмой часы пополудни. У древних евреев Петух — символ третьей стражи ночи — от полночи до рассвета. Петух так же бдителен и всевидящ, как и солнце. Отсюда широкое использование Петуха в гаданиях, предсказаниях погоды в Древнем Риме. Изображение Петуха-стража помещали на крышах домов, шестах, шпилях, флюгерах, а также на ларцах, сундуках, реликвариях. В Китае красный Петух изображается на стенах дома как талисман против огня.

Мотив Петуха, разгоняющего своим криком нечистую силу и отпугивающего мертвецов, образует кульминацию в особом типе сказок, постоянен в быличках. Но Петух не только связан с солнцем, подобен ему: он сам земной образ, зооморфная трансформация небесного огня — солнца. С Петухом связывается и символика воскресения из мёртвых, вечного возрождения жизни. В этом контексте возможно объяснение изображения Петуха, помещаемого иногда на могилах, на кресте, камне и т. п., нередко в чередовании с изображением солнца; ср. также символические изображения солнца в виде Петуха в круге или рассвета, иногда молнии в виде петушиного гребешка (в этом ряду стоит и обычай древних римлян жертвовать ларам петушиные гребешки). Некоторые данные позволяют соотнести жертвоприношение Петуха (в тех ритуальных традициях, где на это не существует запрета, именно Петух преимущественно используется для этой цели) с его солнечной, огненной природой. В древнерусском Слове некоего христолюбца» (окончательная редакция) осуждаются существовавшие уже после введения христианства языческие обряды, когда «… коуры ръжють; и огневи молять же ся, зовущие его сварожичьмь» (др.-рус. куръ, «петух»). Во многих случаях отчётливо прослеживается связь между жертвоприношением Петуха и добыванием огня, его возжиганием (ср., например, латышские и русские данные о жертвоприношении Петуха для умилостивления гуменника-овинника, в ведении которого находится огонь под овином).

Подобно солнцу, Петух связан и с подземным миром. В Древней Греции Петух, несомненно, выступал и как хтоническая птица; он был посвящён Асклепию как образ целительной смерти-возрождения. Вместе с тем оказывается функционально значимым противопоставление петухов по цвету: если светлый, красный Петух связывается с солнцем, огнём, то чёрный Петух — с водой, подземным царством (ср. ритуальное зарывание Петуха в землю) и символизирует смерть, божий суд, зло. Так, Козьма Пражский в «Чешской хронике» (11—12 вв.) сообщает об обычае ходить к источникам и удушать чёрных Петухов и чёрных кур с одновременным призыванием дьявола; ещё в 19 в. удерживался обычай топить Петухов и кур в водоёмах в день святого Фейта. Известны также русский обряд принесения в жертву водяному черного Петуха, зарываемого живьём в землю, и обычай держать при водяных мельницах чёрных Петухов и других животных (напр., кошек) чёрной масти, этот цвет считался особенно любезным духу воды. Тема Петуха возникает и в связи с образом огневой птицы (с чертами дракона) Рарога (Рарашека), которая появляется на свет из яйца, снесённого чёрной курицей.

В Новом завете образ Петуха имеет символическое значение некой решающей грани (ср. Матф. 26, 34, 74—75; Мк 13, 35). Петух в соответствии с евангельским мотивом становится эмблемой святого Петра, знаком раскаяния (в другой трактовке Петух — посланец дьявола, искусившего Петра). Иногда образ Петуха толкуется как символ истинного проповедника Евангелия. У гностиков Петух считался образом Фронесиса, предвидения, прозорливости, бодрствования как эманаций Логоса. Петух на колонне трактовался гностиками как Петух Абраксаса. В Японии считают, что Петух подготавливает сердце благочестивого верующего к очищению и почитанию.

Представление о Петухе как символ бдительности и бодрствования духа переходит в ренессансную и барочную эмблематику (девочка с Петухом — деталь подчёркивающая воинские достоинства городской стражи в «Ночном дозоре» Рембрандта). В сельском и городском декоративно-прикладном искусстве (деревянная резьба, вышивка гончарство, обрядовое печенье и т. д. развивается и более древнее толкование образа Петуха как символа СОЛНЦА мужского начала, апотропеической жертвы, в гротескном снижении — эротического влечения. С античной басенной традицией связаны встречающиеся вплоть до 18 в. изображения Петуха нашедшего жемчужное зерно. В французскую политическую геральдику («галльский Петух») мотив переходит из мифологических представлений родоплеменного общества. В изобразительном искусстве 20 в. Петух служит воплощением национального, «галльского» начала (гобелены Ж. Люрса), агрессивной вирильности (серия «Женщина и петух» Б. Бюффе), «апокалиптических» трагедий современной» истории Петуха в произведениях Н. Гончаровой («Мистические образы войны» 1914), югославского художника И. Генералича («Распятый петух»).

Петух, глашатай дневного светила, громко и радостно поющий ему хвалу при первых проблесках зари, естественным образом является эмблемой солнца, света и духовного возрождения после замогильнoгo мрака ночи. В Европе петух символизирует такие похвальные качества, как бдительность, храбрость, мужество и надежность, а в Китае к ним добавляют еще

Бдительный и храбрый воин, наделенный к тому же редким даром предвидения, будучи вознесен на крышу, и посажен на спицу или шпиль, превращается в идеального часового. Золотой петушок-флюгер из пушкинской сказки исправно показывал царю Додону то опасное направление, откуда следовало ожидать «…Иль набега силы бранной, иль другой беды нежданной». Петух с золотым гребнем из скандинавских мифов надежно охранял Биврест, мост-радугy, соединявший землю с чертогами богов.

Арес, греческий бог войны, приходя на тайное свидание с прелестницей Афродитой, ставил на страже cвoeгo слугу Алектриона, чтобы тот будил влюбленных до наступления утра. Однажды Алектрион проспал, и разгневанный Арес превратил eгo в петуха, справедливо полагая, что в этом обличье нерадивый слуга будет гораздо лучше исполнять свои обязанности. Кроме Ареса, солярная птица верой и правдой служила Аполлону, Афине, Апису, Гермесу, Aсклепию и другим античным богам.

В китайской мифологии трехлапый петух с золотыми перьями, сидящий на высоком мировом дереве фусан в долине Taнгy, считается символом ян — мужского начала во Вселенной. Чудо-петух трижды кричит на всю Поднебесную: первый раз, когда солнце совершает утреннее омовение в водах океана; второй раз когда светило достигает зенита, и третий раз — на закате. На его крик первым откликается золотой петух на персиковом дереве с гopы Таодушань, а затем уже их зычную песню подхватывают все прочие петухи земли. В индийских мифах aнaлогом золотого петуха-первопредка выступает «петушиный царь», управляющий хором земных петухов с верхушки волшебного дерева джамбу, растущего на cpeдинном материке Джамбудвипа.

Не все мифические петухи так уж xoроши. Совершенно безупречны лишь священная белая и золотая солнечная птицы, а вот пестрая обладает сомнительной репутацией. Красный петух, как символ огня, довольно-таки опасен. «Пустить Kpacнoгo петуха» — значит устроить поджог, а подобные деяния вряд ли совершаются с добрыми намерениями. О черном петухе и говорить нечего — уже сама мрачная расцветка изобличает в нем прислужника Сатаны. Черных петухов держат в хозяйстве только ведьмы да колдуны, а грузинские злые духи кудиани разъезжают на них верхом и творят черные дела. Даже чернокожие нeгpы побаиваются черноперых кочетов, опасаясь темного чародейства с их стороны.

Ко второй группе неблагонадежных относятся так называемые «кривцы» — птицы, сбившиеся с пути истинного. Словно сойдя с ума, они начинают голосить во все горло в самое неподходящее для того время — среди бела дня или после полуночи, приводя в замешательство и людей, и духов. Таких петухов-шизофреников суеверные хозяева немедленно пускают под нож, так как пение кривца, по их мнению, предвещает беду или чью-то смерть.

Опасны также птицы, достигшие 7 и 9 лет. В этом преклонном возрасте петухи якобы ни с того ни с ceгo начинают вдруг нести яйца. Яйца не простые, и вовсе не золотые, а попросту дрянные, таящие в себе эмбрион демонического существа. Согласно белорусским поверьям, яйцо, снесенное старым петухом, колдуны носят под мышкой с левой стороны.

Если чародей при этом умудрится не раздавить его в течение полyгода, то из яйца вылупится змееныш-домовой. Литовцы полагали, что подобным образом можно вывести и приручить огненного змея Айтвараса, способного принести хозяину кучу денег: При желании можно взять и продуктами. Хуже всего, если в роли наседки выступит пучеглазая болотная жаба — тогда из петушиного яйца выведется чудовищный василиск с головой петуха, туловищем жабы и змеиным хвостом, убивающий все живое ядом свoeгo страшного взгляда.

В религии язычников петухи часто использовались в качестве жертвы. При жертвоприношении было необходимо cтpoгo соблюдать цветовой режим. Добрым богам жертвовали белых птиц. Древние греки, желая исцелиться от болезни, посвящали белого петуха Асклепию, а литовцы резали его собрата во славу Вайжгaнтaca, чтобы обеспечить богатый ypoжай льна. Галагону, осетинскому богy Beтра, следовало даровать только кpacнoгo петуха, а хтоническим (подземным) богaм — черноrо. Побаловаться курятинкой были не прочь и злые духи, поэтому славяне, пытаясь их умаслить, душили черных петухов для водяного, банника и прочей нечисти. Французские ведьмы выходили по ночам на перекресток с черным петухом под мышкой, чтобы предложить свой дар самому Люциферу.

Обряд жертвоприношения петуха ради получения богатого урожая широко практиковался и в древности, и в Cpeдние века, и даже в Новое время. В Кастилии и Галисии, например, в дни масленичного карнавала «петушиного короля» подвешивали на веревке и торжественно зарубали саблей, сопровождая экзекуцию декламацией шуточных стихов. В Гepмaнии, Словакии и Болгарии петуха, считавшегося воплощением духа хлеба, обезглавливали серпом во время праздника жатвы. Потоки жертвенной крови несчастных птиц проливали как язычники, так и христиане, даже невзирая на то, что в этой релиrии петух символизирует солнце, свет и возрождение. Мало того, в христианстве петух ассоциируется с пpoпoведником, возвещающим о восходе солнца истинной веры, а первая утренняя молитва, звучавшая в католических монaстырях на заре, получила название «Gallicinium», т.е. «Пение петуха».

На Востоке отношение к петухам более последовательное и гуманное. В митраизме и маздеизме наш герой, олицетворявший солнце, был главным атрибутом Сраоши, сына и посланника светлого Ахурамазды. О высоком статусе солнечной птицы в иранской религии кpaснopeчиво свидетельствует уже тот факт, что скипетры шахов и жезлы жрецов-aтpaванов нередко увенчивала драгоценная фигурка петуха.

Священным признается петух и в синтоизме. Храмовая птица пользуется здесь абсолютной свободой, добровольно выполняя при этом почетную обязанность: подобно мусульманскому муэдзину, она зычным пением созывает верующих на молитву. глубочайшее уважение снискал у японцев уже древний предок петухов, сумевший выманить из тeмнoгo гpoтa скрывавшую свой светлый лик богиню солнца Аматэрасу — главу синтоистского пантеона и прародительницу японских императоров.

Чтят петуха и даосы, но вот в буддизме ему досталась не самая лучшая роль. Эмблема петуха, изображенная внутри дурногo колеса сансары, олицетворяет собой земные плотские желания, кои и не дают человеку вырваться из замкнутой цепи перерождений, влекущей его по пути бесконечных страданий.

Древняя иконография представляет целую галерею образов, так или иначе связанных с петухом. Абраксас, змееногий гностический повелитель Heбес и времени, изображен с петушиной головой на человеческом теле, а даосский «великий единственный» бог Тайи, нaоборот, с человеческой головой на петушином туловище. Фригийский бог молодой луны Мен в облике ребенка скачет верхом на петухе. Воинственность индуистского бога войны Сканда подчеркивает эмблема петуха на его знамени. Наиболее оригинально и даже забавно выглядит литовский бог ветра. Вейопатис двулик, подобно римскому Янусу, и крылат, как греческая Ника; руки его разведены в стороны, рты широко открыты, а на голове восседает петух.

В христианской иконографии петух стал эмблемой отречения и раскаяния апостола Петра. О причине такой символики единогласно поведали все четыре евангелиста. Как следует из их записей, Христос открыл своему верному ученику, что в ночь после Тайной Вечери Петр успеет трижды отречься от Heгo, «прежде, нежели пропоет петух». Так все и случилось. Когда Христос был схвачен и доставлен к первосвященнику Каиафе, апостол не только троекратно отрекся от учителя, но и побожился, что не знает его. На рассвете, когда запел петух, Петр вспомнил о пророчестве Иисуса и залился слезами раскаяния. С тех пор петух стал его неизменным атрибутом и постоянным укором.

Несмотря на то что благочестивый Beстник зари принадлежал в качестве атрибута и другим святым — Галлунусу и Витту, в христианском аллегорическом искусстве петух иногда персонифицировал один из семи смертных грехов — Похоть.

В китайской астрологии петух входит в дюжину духов-символов животного цикла летоисчисления, именуемых в совокупности «Шиэр Чжи» «12 Земных Ветвей». Если верить восточным гороскопам, человек, рожденный в год петуха, отважен, caмонадеян, консервативен и всегда режет правду-матку. Но вот кого ему резать не следует, так это петухов, и от курятины придется отказаться — для него это табу. Не стоит гневить духа-покровителя, легкомысленно дожидаясь того момента, пока жареный петух не клюнет. Пребольно и в самое неподходящее место.

В эмблематике Франции петух обосновался давным-дaвно. Еще древние римляне прозвали далеких предков французов «галлами» «петухами») за их вспыльчивый и задиристый характер. Меткое прозвище прижилось и, по-видимому, даже понравилось его обладателям, а впоследствии французский король Карл VIII (1483-1498) утвердил изображение петуха-галлуса в качестве официальной государственной эмблемы. Heсколько веков галлус был символом Франции, а в эпоху Великой французской буржуазной революции даже воцарился в гербе государства. Правда, ненадолго. Haполеон Бонапарт, реставрировав монapхию, променял его на птицу более высокoгo полета — на императорского орла.

С тех пор рейтинг этой национальной эмблемы заметно упал. В ХХ веке галлуса частенько изображали в виде карикатуры, высмеивая авантюризм, заносчивость, задиристость и непомерное caмомнение французских политиканов. Но в наше время ему нашлось более достойное применение — петух-галлус неожиданно обрел себя в спорте, превратившись в эмблему Национального Олимпийского Koмитета Франции.

В классической геральдике петух символизирует воинственность и храбрость. Мужество, решимость и готовность к бою демонстрирует бодро шагающий красный петух в историческом гербе Валлонии, а его африканский собрат из современного герба Кении не только мapширует, как солдат, но еще и совершенно недвусмысленно размахивает топориком. В российских городских гербах они являются не воинственной, а мирной «говорящей» эмблемой (например, в гербе г. Петушки). (myfhology.info)

В Южном Китае курица (дзи) выступает в роли творца: черная и белая куры откладывают по девять яиц каждая, из которых вылупляются, соответственно, плохие и хорошие люди. Кровь черной курицы способна отгонять злых духов. В Древнем Риме ее использовали для гадания: жрецы истолковывали поведение священных цыплят во время их кормления.

Курица. Олицетворяет воспроизводство, материнскую заботу, а также провидение Черная курица — слуга дьявола или одно из его проявлений. Кудахчущая курица символизирует властную или смелую женщину. В христианстве наседка с цыплятами олицетворяет Христа со своей паствой. Женская особь домашних кур, которая имеет совсем иное символическое выражение. нежели петух, и представляет собой прообраз материнской сущности.

Курица, защищающая свой выводок Как клуша защитить цыплят своих стремится — Без попуска тому, что может их сгубить. Так тот, кто под щитом Божественной десницы. Без искушений, нужд и мук он может жить. (В. X. фон Хохберг. 1675 г.). Курица — воплощение всепрощающей любви. И. Босхиус,1702 г. Квохтанье является воплощением охранительной любви к слабым. в том числе в смысле слов Иисусовых: «Иерусалим, Иерусалим… сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица (в немецком тексте курица. — Ред.) собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф 23:37).

Прилежная наседка в аллегорическом изображении «семи свободных искусств» выражает грамматику, требующую немалого усидчивого умственного корпения. По античным знахарским поверьям, куриная кровь сдерживает обуревающие половые инстинкты.

Если в африканских женских священных празднествах инициаций курица выступает проводником душ, то в сознании европейцев преобладает представление о «глупой куре». как об этом свидетельствует также и толкование сновидений в глубинной психологии. Куры здесь означают «некую экстравертную, духовно нищую коллективность… Часто они впадают в глупую панику, так же как бессвязно перескакивающие с одного на другое мысли недалеких людей… И тогда какая-нибудь мелочь, не стоящая внимания, которой сновидец, однако, придает важное значение, вызывает в нем тревогу» (Эппли). «Слепая», «глупая», «безрассудная» курица обыденной речи в сказках, однако, может «нести золотые яйца», и было бы глупо свернуть ей шею.

В сказаниях курица, сидящая на яйцах, зачастую воплощает хранимые сверхъестественными силами сокровища (в том числе подземные богатства).

Магия Куриный жир. Помогает при сухости языка и вылечивает глазную болезнь.

Клуша Самка домашних птиц высиживающая и выращивающая молодняк. Наседка, защищающая своих цыплят от ястреба. • Лю6овь делает меня бесстрашной. Символ родительской любви, которая может изменить природу. Боязливая по натуре. курица, становится героиней, защищая своё потомство. Она бесстрашно нападает на каждого, кто пытается нанести вред её малышам. [EMSI 28-14,с.221] Наседку укрывающая крыльями своих цыплят. • Она их охраняет и лелеет. Символ доброты и сердечности Всемогущего, изливающего эти блага даже бездуховным и безнравственным людям, не преодолевшим своих страстей. О, Иерусалим, Иерусалим! Я хотел бы так же часто Собирать твоих детей вместе, Как наседка собирает Своих цыплят под крыльями, Но ты не хочешь! [EMSI 36-2,с.256] Наседка с цыплятами (См. рис. 14 в табл. 28.) [EMSI 55-12,с.339] Наседка, укрывающая своих цыплят от нападений ястреба. • Я не отдам ни одного из них. Символизирует бдительность и родительскую люблвь; Любовь, привязанность и благоговение перед Спасителем, поскольку «из тех, кого ты мне доверил,я не потерял ни одного» см.28-14 [EMSI 49-3,с.313] (symbolarium.ru)

Жертвеные животные славян: ПЕТУХ

О, куре доброгласне!

Жертвоприношениями животных здесь будут считаться, и рассматриваться ритуалы лишения животного жизни с целью, отличной от утоления голода и устранения опасности, исходящей от животного. Ритуалы уничтожения больного животного (например, бешенного) или животного с нестандартным поведением (например, курицы, «поющей петухом») жертвоприношением не являются. Вообще, в вопросах и ответах на эту деликатную тему много «тумана». Попробуем разобраться. В жертвоприношении всегда принимают участие ТРИ стороны: та, что приносит жертву, сама жертва и те, кому жертва предназначается. И последние отнюдь не всегда Боги. Животных жертвовали и духам места, и всей общине, и отдельным её членам, находящимся в особых ситуациях.

Например, в Болгарии 2 февраля (Громницы!) – народный праздник «Петльовден», «День петуха». По мнению некоторых исследователей, это был праздник, когда юноши проходили обряд инициации и становились полноценными членами мужского братства. К празднику прибирают и заново белят дом, надевают праздничные одежды. На сам праздник – или очень рано утром, или вечером — забивают петуха, которого специально к этому дню откармливают или покупают на рынке.

Кровью птицы мажут лица мальчиков, живущих в доме, ограду, и проводят черту перед порогом, а голову насаживают на забор клювом наружу. Из петуха варят праздничную еду, и хозяин потчует ею родню. Считается, что эта еда, а также специальный пирог, выпекаемый к празднику, увеличивает мужскую силу и плодовитость. Иногда в селе делают своего рода «праздничное знамя», украшенное петушиными перьями, красными нитками (которые на Балканах символизируют мужскую силу) и цветами. Конечно, в городах этот ритуал наделении юношей общины выдающимися мужскими качествами, выродился в банальный обед из курятины.

То есть животное выкормленное или купленное всей громадой, зарезанное в определённый день с соблюдением особых ритуалов, чьи внутренности, шкура или перья и кости используются впоследствии для различных магических действий, НО СЪЕДЕННОЕ общиной, является жертвоприношением самой общине, делается для закрепления общности людей и их защиты и, для «чистоты» исследования, здесь рассматриваться не будет.

Сохранилось письменное свидетельство того, что славяне различали сакральную жертву и простое утоление голода: на острове Хортица, перед отплытием в долгий и опасный путь на Византию славяне : «… приносят в жертву живых петухов… Насчет петухов они бросают жребий – зарезать ли их (в жертву), или съесть или пустить живыми…» (По сообщению Константина Багрянородного. Изв. ГАИМК. М.; Л.. 1934, № 91, С. 9-10; ЯДР, С. 211). Бросание жребия всегда имеет целью узнавание воли Богов или иных Сущностей, и, следовательно, в этом конкретном случае мы находим свидетельство того, что петухов на острове Хортица славяне резали в жертву Богам или духам места, в любом случае – существам Иного мира, причём подходили к «решению вопроса» не формально, а вдумчиво, интересуясь нужна ли жертва здесь и сейчас «принимающей стороне».

Письменное свидетельство 16 века: «О, убогая курята, оже не на честь святым породишася…но на жертву идолом режються и то блутивше сами ядять…» — нами в расчёт приниматься не будет, потому что «сами ядят», то есть просматривается кулинарный интерес людей приносящих жертву, а значит, жертва приноситься людьми для каких то общественных интересов, перед лицом Богов, но не для самих Богов («идолов»).

А вот продолжение этого сообщения: « И инеми («курята», то есть петухи) в водах потопляемы суть. А друзии к кладязям приходящее моляться и в воду мечуть…» (Б.А..Рыбаков. Язычество Древней Руси. М.1988. С.136. Со ссылкой на Гальковского Н.М.) – для нашего исследования подходит, это жертва, так сказать, «в чистом виде», умертвление без кулинарного интереса и не уничтожение выбракованной птицы.

«Неправильных» птиц ликвидировали другими способами, например: «Пропевшую петухом курицу хватали и мерили ею расстояние от стола (стены) до порога (псков. Кувыркали до порога) – если на пороге оказывалась голова, то рубили голову (брест. На свою голову спивае), если хвост, то – хвост, что предвещало смерть хозяина (брест., гомел.) («Славянские древности» том 4, С.176; том 3. С. 67-68). У южных славян таких кур жертвовали в монастыри и церкви. Интересно, что «в решении этого вопроса» были нюансы: судьба курицы пропевшей петухом зависела от её цвета, от того, в какую сторону она пропела, в какое время суток. Например, в Беларуси верят что когда чёрная курица поёт петухом она «отпевает» врагов («С.Д.» том 3. С.68).

Обычно, примеры с потоплением петухов, «кабинетные» толкователи ритуалов связывают с обрядами вызывания дождя. То есть жертва предаётся высшим силам с просьбой о дожде. Этот вывод слишком прямолинеен. Не всё, что отправлялось безвозвратно в воду, было призвано вызвать перемену погоды.

Этнографы отмечают стойкое и повсеместное поверье славян о том, что затяжной дождь идёт от того, что кто-то утоп, и тело находиться в реке. Для прекращения дождя необходимо его найти и вытащить. Вы никогда не обращали внимания на то, с каким энтузиазмом в деревнях местные жители ищут утопленников? Не дожидаясь приезда специалистов, без снаряжения, и, главное, даже тогда, когда надежды вытащить живого человека уже нет. Просто местным жителям необходимо вытащить ТЕЛО, иначе их огородные посадки погубит дождь. Это пример не осознанного славянского этноповедения.

И наоборот, если посевы губила засуха, в воду помещали людей: разрывали могилы утопленников или других «заложных» покойников, внебрачных детей и бросали их в реку (иногда просто обильно поливали их могилы), бросали в воду стариков и старух , женщин, имеющих статус ведьмы:

«… довго дощу не було. Сказали, шо треба вiдьму в рiчку загнать. Ну, а як ти ii взнаiш, шо вона вiдьма? То староста й соцький всiх бабей загнали в рiчку – так в одежi й лiзли в воду. I протее пiшов дощ пiсля того» (Дмитрук 1927; см. также: Аничков 1903/ 1, 245) («Вызывание дождя в Полесье» . Н.И. Толстой «Очерки славянского язычества» М.2003. С.115).

На Балканах действия по прекращению засухи сопровождался словами: «Закопан, закопан байструк в неизвестной могиле в нашем селе. Мы пойдём и откопаем его … обрызгаем водой…» («Славянские древности», том 4, М.2009. С. 415).

Иногда вербально моделировалась ситуация наличия утопленника: «Макарка утопился! Макарка утопился!» — вопили женщины Смоленщины у колодца во время засухи, и лили реальные слёзы по мнимому покойнику, которого называли «сыночек», то есть утопший Макарка мыслился ребёнком (запомним это).

По представлениям крестьян южной Польши защитой от негативных воздействий сильных гроз занимались планетники. Считалось, что они происходят от детей умерщвленных различными способами («скинутых», приспанных матерями, отравленных и проч.) а так же от утонувших людей или умерших внезапной смертью (Н.И. Толстой «Очерки славянского язычества» М. 2003, С. 240).

То есть к магическим приёмам, призванных повлиять на дождь (вызвать или прекратить), чаще всего имеют непосредственное отношение Вода и ЛЮДИ, в частности дети, но не петухи.

Потопление или иное приношение в жертву петухов и кур, как ни странно, связано с защитой общества от морового поветрия, то есть эпидемий и эпизоотий: При падеже кур здоровую курицу или петуха убивали и подвешивали на дерево. «У русских чёрного П. часто носили с собой при опахивании села во время холеры. Иногда его закапывали на границе села как её хранителя. В Пензенской губ. петуха сжигали…У русских был так же обычай купать петуха в реке или колодце во время холеры…» (Славянские древности. Этнолингвистический словарь под общей редакцией Н.И.Толстого. Том 4. С. 29. Со ссылкой на В.Даля).

На этом фоне письменное сообщение о происходящих жертвоприношениях в войске Святослава: «И вот, когда наступила ночь… скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра» (Лев Диакон, IX. 6) мы можем трактовать следующим образом: вероятно в тот момент на данной территории была засуха, большое количество тел погибших воинов в условиях жары несло в себе опасность эпидемий. Вот почему топили младенцев (для вызова дождя) и топили петухов (во избежание эпидемии).

И эти утопления никак не связаны с похоронным обрядом. Сообщение об этом действе (утоплении петухов) при погребении в стане Святослава – простое совпадение, когда в одно и то же время было необходимо произвести несколько различных ритуалов с различными целями. Нигде и никогда более у славян не зафиксировано потопление петухов на погребении или поминках.

Сведение ибн Фадлана о жертвоприношении курицы во время похорон руса, мы здесь во внимание принять не можем, так как он не пишет, каким образом была умерщвлена жертва и была ли она съедена: «Ее (соумирающую с господином) трижды поднимали над воротами и она заглядывала вниз, во внутреннее пространство, центром которого был подготовленный к сожжению покойник. Девушка что-то произносила при этом и приносила в жертву курицу» (http://bibliotekar.ru/rusYazRusi/16.htm).

Но почему именно петух? «В основе мифологического образа петуха…- его связь с солнцем. Как и солнце, петух «отсчитывает» время («первые петухи, «третьи петухи», до «петухов» и т. п.). Некоторые данные позволяют соотнести жертвоприношение петуха с его солнечной, огненной природой. В древнерусском «Слове некого христолюбца» (окончательная редакция) осуждаются существовавшие уже после введения христианства языческие обряды, когда «…коуры ръжють; и огневи молят же ся, зовущие его сварожичьмь (древнерусское «куръ» — «петух»)» (В.Д.Гладкий «Славянский мир I – XVI века». М.2001.С.478).

Замечательная «солнечная» птица петух мыслился «дважды рождённым», о чём мы узнаём из восточнославянских загадок: «Родился, переродился, не крестился, а мы ему веруем» (В.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Том третий. М.1995. С. 550). «Два разы рождаетца, сам не христитца, а чорт (его) боитца» (Могилёвская обл., «Славянские древности…» С.29). «Дважды родился, не разу не крестился, сам пел, а умер – не отпели» (В.Д.Гладкий «Славянский мир I – XVI века». М.2001.С.478).

Справедливости ради отметим, что «дважды» рождаются все птицы, сначала в виде «неразумного» яйца, потом в виде более совершенного птенца, многие птицы хорошо поют, многие восхитительно красивы. Однако только петух пением отсчитывает ВРЕМЯ суток. «Будимир» — так называют петуха в Украине.

И это его свойство использовалось людьми не только в быту, но и в военных походах. А.В.Суворов использовал петуха в качестве будильника. По утверждению современников полководец часто брал петуха с собой в поход. Первый петушиный крик поднимал армию, чтобы спозаранку отправиться в поход. Нашествие татаро-монголов на Русь также началось с криком петуха. Полководец Чингис-хана Сабудай-богатур издал по войску приказ: «Утром, после первого крика петуха, строиться на равнине среди холмов. Я двинусь на урусов» (В.Г.Ян «Батый»). Эти сведения позволяют нам понять, откуда в войсках Святослава взялись петухи для жертвоприношения.

Петухи в качестве жертвы использовались в ритуалах ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩИХ: посвящении мальчиков в юноши, свадьбах, родинах, охранных от мора, откупительных от Водяного и русалки. Так у лужичан существовал обычай бросать в воду животных (и петухов в том числе) для «Морской панны», что бы она не преследовала корабль («С.Д.» т. 4. С. 157). «Известны так же русский обряд принесения в жертву водяному чёрного петуха, зарываемого живьём в землю…» (В.Д.Гладкий «Славянский мир I – XVI века». М.2001.С.478). Заметьте, не всегда жертву для Водяных отправляли в воду.

Более всего мне нравится определение понятия жертвы у В.Даля: «Жертва…что отдано или чего лишаюсь невозвратно. Приношенье от усердия божеству: животных, плодов, или иного чего, обычно со сожиганием; отречение от выгод или утех своих по долгу или в чью пользу. Самоотверженье и самый предмет его, то, чего лишаюсь» (В.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Том первый. М 1995. С. 535).

Со «сожиганием» Даль, конечно, «погорячился» – из огромного этнографического материала мы знаем, что жертвы не только сжигались, но и зарывались в землю, топились в воде, оставлялись на камнях, подвешивались на деревьях. Несмотря на то, что относительно «певца утренней Зари» «Во многих случаях отчётливо прослеживается связь между жертвоприношением петуха и добыванием огня, его возжиганием…» (В.Д.Гладкий «Славянский мир I – XVI века». М.2001.С.478), прямолинейные выводы типа : «огненную птицу предавали огню» не состоятельны. Всё гораздо сложнее: «… оказывается функционально значимым противопоставление петухов по цвету: если светлый, красный П. связывается с солнцем, огнём, то чёрный П. – с водой, подземным царством (ритуальное зарывание П. в землю) … Причастность петуха и к царству жизни, света, и к царству смерти, тьмы, делает этот образ способным к моделированию всего комплекса жизнь – смерть – новое рождение…»(В.Д.Гладкий «Славянский мир I – XVI века». М.2001.С.478).

Повсеместно у славян петух являлся строительной жертвой духам места: « Поляки убивали петуха, часто чёрного, и закапывали его под углом строящегося дома. У болгар был обычай замуровывания петуха в строящееся здание…. У сербов, чтобы здание не разрушилось, закапывали под основание дома живого петуха…» («С.Д.» том 4 . С.30). «Русские при строительстве новой бани под её порогом закапывали неощипанную чёрную курицу, стараясь подгадать под Чистый четверг; закопав жертву, пятились от порога задом и отвешивали поклоны» («С.Д.» том 4. C.176).

Кости птиц археологи находят на раскопках славянских святилищ и капищ, к сожалению, чаще всего без дифференциации на виды и описания полноты скелета. Так в работе Русановой И.П. и Тимощук Б.А. «Языческие святилища древних славян» (М. 1993), находим: Костол, Югославия – площадка, сложенная из камней, на которой лежат птичьи кости (С.105). Шумск, Житомерская обл., Украина – около могильника с трупосожжениями находиться углублённое сооружение крестообразной формы, ориентированное по сторонам света…В центре расположена большая столбовая яма, заполненная камнями…В центральной части горел огонь. Найдена керамика конца 9-10 вв., кремниевый наконечник стрелы, пережженные кости быка и птиц (С.109). Горки, село в Вологодской области России – жертвенная яма на могильнике 12-начала 13 века. В яме лежали скелеты 5 собак, рыб, птиц, сверху положены деревянный сосуд и два замка (С.17). Городище-святилище Богит, Украина – в восьми углублениях, окружавших площадку капища, найдены кости крупного рогатого скота, свиньи и птиц (С.34). Городище-святилище Звенигород, Украина – в сооружении 10 найдены кости людей, животных и птиц (С.42). «В сельском и городском декоративно-прикладном искусстве (деревянная резьба, вышивка, гончарство, обрядовое печенье и т.д.) развивается … древнее толкование образа петуха как символа солнца, мужского начала, в гротексном снижении – эротического влечения» (В.Д.Гладкий «Славянский мир I – XVI века». М.2001.С.478):

И вот это «древнее толкование образа петуха как символа солнца» в народной культуре почему – то не учитывается современными исследователями древних славянских Богов, в частности, Хорса. Исходя из положения в перечислении богов пантеона князя Владимира, Хорс был вторым по значимости божеством в этот период. Автор «Слова» снабжает имя Хорса эпитетом Великий. Гипотезы о функциях бога Хорса основаны на толковании текста Слова о полку Игореве. Считается, что Хорс был божеством солнечного диска. Именно Хорс двигался по небу днём, и под землей — ночью. Исходя из буквального чтения текста «Слова» можно предположить и наличие представлений о сакральном «пути Хорса»… По мнению Прейса, в Слове «Хорс есть не просто солнце, но лицо мифологическое», и подобная идея «очень обыкновенна в понятиях народов арийских». В связи с мотивом передвижения Хорса среди ученых бытует мнение о «конях Хорса» (http://www.liveinternet.ru/users/1800002/profile). Но помимо передвижения по Небосводу и созвучия имени «Хорс» с немецким словом, обозначающим коня, славянский мифологический персонаж Солнце обладает блеском, огненной природой, завидной регулярностью вставания, функцией защитника, имеет полигамную семью, детей. Все эти качества по данным славянского фольклора присущи и петуху.

Мало того, и Хорс и петух имеют непосредственное отношение к грозе. Выше уже приводилось сообщение Константина Багрянородного: «Пройдя это место (переправу), они достигали острова, называемого святым Григорием, и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы…» (Рыбаков, 1988). Дуб – дерево Громовержца, следовательно, петухов на Хортице посвящали именно Богу грозы, но не обязательно Перуну.

Об этом мы узнаём из «Беседы трёх святителей»: « Два ангела громная есть, … Перунъ и Хорсъ …, два еста ангела молніина …». С другой сторны, «Болгары и сербы «ежегодно в день Ильи-пророка резали на пороге старого петуха, бывшего «отцом» в течении года, гадали по нему о здоровье и плодородии и заменяли его новым «отцом». По поверьям, петух оберегал от грома и града» («С.Д.» том 4. С.30). У южных славян градоносными тучами управляли демоны «халы», «алы» — буквально «змеюки». На земле им противостояли «знающие люди», которые вступали с халами в борьбу и прогоняли их. Интересно, что помимо людей такими защитниками полей и селений от «змеюк» могли быть чёрные волы и трёхлетние петухи (Н.И. Толстой «Очерки славянского язычества» М.2003. С.240).

В этой связи отметим реальные змееборческие функции петуха: птицеводы знают, что для хорошего развития кур им необходимо небольшое количество мясной пищи. Обычно петухи и куры поедают мелкую живность – жуков, лягушек, мышей, в том числе и небольших змей. В интернете можно найти рекомендации: «Сергей Стефановский: Местные жители улусов (кемеровская обл сибирь) в случаях если заводятся на подворье змеи — заводят кур in пятьи обязательно петуха хорошего. Сам видел как петух курями руководил а те змей расклевывали. Если бы кто рассказал не поверил бы сам. Петух командует главное а курочки глаза выклюнут а потом пошла губерния…

Все эти факты позволяют считать петуха птицей, имеющей отношение к воинственным Победителям Змеев: Георгию Победоносцу, Яриле. Так что не случайно именно на Юрьев день « У сербов Шумадии (Таково) известен обычай обносить … вокруг села при полном молчании цыплёнка, вылупившегося перед Благовещением, а затем закапывать его живьём. М.Филипович сообщает, что «это уже исчезающий обычай. Однако ещё можно услышать, как говорят: «Бьёт нас град, потому что не носим цыплёнка» («Гром и град в Полесье». Н.И. Толстой «Очерки славянского язычества» М.2003. С.151).

Все эти сложные связи, непрямые аналогии и нелинейные зависимости касающиеся петуха и принесения его в жертву славянским мифологическим персонажам, в том числе и самого «высшего уровня», на фоне сравнительно недавнего одомашнивания кур около 4-5 тысяч лет тому назад, появление в Европе – примерно 2,5 тысяч лет тому назад, говорят нам о наличие у славян в период появления у них домашней птицы развитой мифологической системы, в которую наши Предки «удачно вписали» эту замечательную птицу. perunica.ru

Отрывок из книги Вадима Бурлака «Тайны старого Киева»

Была в XIX веке у чумаков поговорка: «Сорочку с себя можешь снять в корчме, воз и вола пропить, а заветного петуха — вынеси из любой беды».

Петух являлся для чумаков особо почитаемым существом. Он заменял им и часы, и барометр и за несколько верст чуял колодец или водоем. Заветную птицу помещали на возу в удобном местечке, прикрывали от солнцепека и щедро кормили.

Много у чумаков было примет, связанных с петухом. Еще с вечера по его поведению предсказывалось: будет ли завтрашний день ясным или ненастным, жарким или прохладным. Петух подавал сигнал и о приближении к селению.

Утверждали чумаки, что эта птица взбадривалась и особенно громко, задорно и весело кукарекала на последних верстах обоза перед Киевом. При въезде в город заветный петух даже прихорашивался, чистил свои перья, стряхивал пыль, вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть улицы, дома, людей, животных.

Конечно, к «Самсону» чумаки не смели подъезжать на своих запылённых степью возах и поить из фонтана волов. Никто не позволил бы им этого. Но заветных петухов к замечательному источнику обычно брали с собой.

Птицы с удовольствием пили воду из фонтана, потом с интересом глазели по сторонам и начинали кукарекать. Праздная публика нередко делала ставки на так называемую жажду петуха. Это напоминало ребяческий спор: какая из птиц быстрее напьется, какая — громче заголосит и дольше будет кукарекать и так далее. Бурлак В.Н. Тайны старого Киева. История. Легенды. Предания / Вадим Бурлак. — М.: Вече, 2007. — 384с., ил. (Тайны знаменитых городов) — с.104

Петухи, куры и цыплята в современной культуре (по материалам posmotre.li)

«Цыпленок жареный, цыпленок пареный…»

Шоу-группа «Улыбка» — Петухи запели

Шила мне кафтаны, шила сапоги,
Сладкие, румяные пекла мне пироги.

А когда управится, сядет у ворот —
Сказочку расскажет, песенку споёт.

Красив его гребень — он знает, —
И шпоры не хуже ничуть.
И всеми цветами играет
Его золотистая грудь!

И гребнем своим терпеливо
Он пилит простор голубой.
И миру на зависть, на диво
Возносит свой хвост над собой.

Он думает: кошке не спится!
Теперь уж какие там сны!
И гусь шелохнуться боится —
Весь белый стоит у стены.

Корова про жвачку забыла —
Ей жвачка теперь не нужна.
Свинья запрокинула рыло —
От зависти плачет она.

Собака щенят не ласкает,
На задние лапы встает…
Ну, словом, весь мир замирает,
Глядит, как красавец идет.

И впрямь — обалделая клушка
Цыплят собрала под крыло.

— Ах, батюшки, — квохчет пеструшка,
Не солнце ль второе взошло?!

Но мир, как и прежде, размерен —
По-своему движется он.
Петух же в обратном уверен:
Он думает — мир потрясен!

А кошка лежит на припеке
И видит хорошие сны.
И плещется гусь в водостоке
У новой кирпичной стены.

Корова в кормушку уткнула
Свой нос и жует, как всегда.
Свинья, может быть, и всплакнула —
Да просто кончалась еда.

Собака не двинулась тоже:
Ей были бы только щенки.
Ведь как друг на друга похожи,
Как жадно сосут сосунки!

И только влюбленная клушка
Разахалась, прямо беда.

— Ах, батюшки, — стонет пеструшка, —
Куда ж он идет! Куд-куда?

И правда, куда так отважно
Идет он вперед и вперед?
Так медленно, гордо, так важно…
Куда?

— Кукарекать идет!

Он любит бой. Он любит власть.
Он грозен, как орел.
И что герою лисья пасть
И кухонный котел!
— Кукареку! Ко-ко-ко!
Вот вам, куры, зер-ныш-ко!

Отведать эти потроха
Мечтают все вокруг.
Но главный враг у петуха —
Другой такой петух.
Кукареку! Ко-ко-ко!
Подберите пе-рыш-ко!

И солнце, по тропам осенним
В него входя на склоне дня,
Кругом косится с опасеньем,
Не скрыта ли в нём западня.

В нём топи, кочки и осины,
И мхи, и заросли ольхи,
И где-то за лесной трясиной
Поют в селенье петухи.

Петух свой окрик прогорланит,
И вот он вновь надолго смолк,
Как будто он раздумьем занят,
Какой в запевке этой толк.

Но где-то в дальнем закоулке
Прокукарекает сосед.
Как часовой из караулки,
Петух откликнется в ответ.

Он отзовётся словно эхо,
И вот, за петухом петух
Отметят глоткою, как вехой,
Bосток и запад, север, юг.

Шли часы такой поры:
голоса примолкли раций,
столяры за топоры
не подумывали браться,

Всех сморило по весне..
Птицы, звери, ребятишки —
все тонули в сладком сне,
головы уткнув под мышки.

Пел петух зарю не зря
мглистым утром до рассвета,
и пришла к нему заря
ярко-огненного цвета;

Вся закутана в туман,
словно в призрачной косынке, —
от нее весь лес румян,
искорки в любой росинке!..

Пел торжественно петух,
эхом лес перекликался,
ранний мир сиял вокруг —
весь в лучах переливался.

Узнать бы,
О чем они пишут, хохлатки!
Но грамотки эти —
Сплошные загадки!
Труднее прочесть,
Чем пергамент старинный:
Язык — незнакомый,
А почерк — куриный!

О чем же,
О чем они все-таки пишут?
О том ли, что видят?
О том ли, что слышат?
А вдруг
О каком-то неслыханном чуде,
О тайне,
Которой не ведают люди?

А может быть,
Просто
Соседу-поэту
Хохлатки
Хотят намекнуть по секрету:
«Пиши!
Хоть царапай,
Как курица лапой,
Но все же
Царапай,
Царапай, царапай!»

Гляди-ка!
Цыплята — такие комочки,
А как разбирают
Квочкины строчки!
Спрошу!
Уж они-то должны понимать
Все то,
Что для них нацарапает мать!